"Какая приятная дорога!" – думала Гвейн, едва заметный ветерок ласкал худую шею, ключицы, волосы еле заметно развивались на ходу. Гвейн старалась не думать о большом суровом мужчине, в которого врезалась. В конце концов, она едва ли могла причинить ему вред своей головой, но какое-то неприятное ощущение, будто иголку вставили между рёбер, не покидало её. Она старалась не волноваться, теребила ремешок сумки. Подойдя ближе, она стала чувствовать вкусные запахи, различать чьи-то голоса. Вот это уже взволновало её. Гвейн подошла к крыльцу. Неподалёку беседовали двое молодых людей, она решила не смотреть в их сторону, прикинув, что это может их смутить.
Но что-то тут было не так, будто всё вокруг взволновалось, и дверь... дверь трактира была заперта. Что за напасть!? - подумала девушка. Ей было неловко, очень неловко. Гвейн не совсем представляла, что ей делать дальше, хотя любой другой человек не стал бы сильно огорчаться или рефлексировать из-за такого. Гвейн не нашла ничего лучше, чем сесть на краешек второй ступеньки. Она умудрилась сложить ноги в какой-то странный кренделёк, правой рукой подпёрла голову, а левой стала водить по верхним шейным позвонкам - это её всегда успокаивало.

Отредактировано Gvein (2012-09-17 00:56:51)

За этим ничего не последовало. Ей казалось, что она едва-едва слышала свой стук, хотя стучалась нормально. Ей было обидно. Так по-детски обидно; это чувство того, что ты мал и глуп, и опять сделал что-то не так. Но она то знала, что она хоть и мала, но только ростом, да и глупой  себя не считала.
Луч солнца попал на ладонь. Стало будто ещё жарче, Гвейн дёрнулась чуть влево, спасаясь от солнца в тени. Она облокотилась на стену, её немного детское лицо выражало смесь обиды, разочарования, сосредоточенности и как ни странно «взрослости». Если бы кто посмотрел в её тёмно-синие глаза сейчас, то увидел бы какой-то невыразимый возраст, какую-то "большату". Но никто этого не видел, да и она сама ничего такого в себе заметить не могла.
«Теперь идти обратно по такой жаре?» - подумала Гвейн и непроизвольно сморщила лоб, представив, как солнце агрессивно прикладывает ладонь к её макушке. Гвейн сползла по стене и села на пол, поджав к себе ноги. Обняла колени руками и положила на них подбородок. Стала похожа на очень задумчивый и серьёзный темно-синий комочек.
«Придётся переждать жару тут.»

Гвейн только было попыталась испугаться, но успела поднять взгляд и…кажется, в этот момент её не стало. Ну, как не стало, она по прежнему сидела на полу, прижавшись к стене, но внутри себя она себя не чувствовала. Никогда доселе она не видела такой красоты. В её тёмно-синих глазах приветливое существо было похоже на… Было похоже на Бога. Никогда в жизни она не видела такой ауры и такой красоты. Люди красивы. Она очень их любила, но они никогда не были такого цвета. Она чувствовала, что она едва может дышать и уж тем более не в состоянии что-то сказать. Её лицо выражало… Нечто необъяснимое: изумление, красоту, свет… бестелесность? Её лицо передавало бестелесность, и иначе это было никак не назвать, потому что от избытка такой красоты девушка будто превратилась в лёгкого духа, в белёсый одуванчик.
Гвейн отчётливо понимала всё, что сказал ей Дар, хорошо понимала, что у неё на лице происходит невесть что, но совсем ничего не могла с собой сделать. Ей хотелось просто смотреть на это божественное сияние, на его руки, на плечи… О нет-нет, никакой влюблённости Гвейн, со всеми своими странностями, совершенно не могла себе позволить. С первого взгляда она его лишь полюбила, как нечто прекрасное. Как любила солнце на закате, так и его, тем более, цвет его был похож на закатное солнце. Дар – эстетическая бесценность, неземная красота, совершенство для неё, но не больше, хотя…куда больше?
Гвейн дышала маленькими глоточками, казалось, от него даже пахнет не так, как от прочих, наверное, так оно и должно было быть.
- … Вы… - попробовала сказать она, голос её был тихим, она смотрела на него своими большими тёмными глазами совершенно восхищённо, непонимающе, - сон?
Это далось ей с трудом, но после этих слов стало будто легче; она стала дышать свободней, худое лицо её стало приобретать нормальный цвет, она даже немного улыбнулась – почти усмехнулась, потому что была и правда уверена, что она заснула и ей снится красота, ведь такая красота может быть только во сне.

Прекрасное существо что-то говорило. Гвейн поняла, что он её «прочитал» и это ей не понравилось. Дружелюбность эльфа хоть и была до тошноты привлекательной и абсолютной, чувство какой-то недостаточной защищённости всё же закралось в встревоженный рассудок девушки. Тёмно-синие глаза внимательно и осторожно поднялись от ног эльфа к его роскошным зелёным глазам. Его быстрые и резкие движения, быстрое приближение к Гвейн, заставили её подняться и отойти в сторону. От такой красоты надо держаться на расстоянии.
«Пусть это солнце никогда не гаснет» - тихим шёпотом звучало это в её голове, пропевалось, переливалось, таяло. Она робко обняла себя левой рукой, чувствуя свою ущербность, уродливость в сравнении с эльфом. Худая и маленькая, как стебелёк, она стояла чуть ссутулившись, явно желая сделать с собой хоть что-нибудь.
- Извините… Да, я просто так пришла… Я, наверное, уже пойду… - протороторила девушка.
От волнения хотелось пить. Капелька пота скользнула с виска и прокатилась по шее до ключицы, в ямочку и ниже. Это было так… неловко, хотелось убежать, только бы этот мужчина ( О Мать Вселенная!) не смотрел на неё, не светился т а к, не был таким. Почему он не просто обычный мужлан? Тогда бы она даже не стала ему отвечать, просто бы ушла.
- И… я не дитя, я Гвейн. – проговорила она так же тихо, как и всё остальное, после глубокого вдоха. Дышать было тяжело и душно. Она хотела бы посмотреть на него исподлобья, но эльф был высок и ей пришлось чуть вскинуть голову, чтобы посмотреть на его вечно молодое, незабываемое лицо. Гвейн смотрела робко, брови её чуть поднялись домиком, но в то же время во взгляде была доля укоризны, серьёзности и… любви к прекрасному существу, конечно.

Половину того, что сказал эльф девушка пропустила мимо своих незаострённых ушей. Такое бывает, когда засматриваешься на человека, кхм, тем более на эльфа, и не слышишь что тебе говорят. Только смотришь как двигается рот его, как открываются и закрываются губы, меняя красные тона из-за падающей тени, на зубы смотришь, на подбородок, шею, ключицы… Ей не нравилось то, что он говорил. Не нравился этот тон вечноживущего, юного, но мудрого существа. Не нравилось, что он все замечает, что извиняется так напыщенно, фамильярно, будто она какая-нибудь там важная клуша. А она ведь, она совсем не понимала, что делать. На самом-то деле, ей совсем не хотелось никуда уходить, потому что даже если он её проводит, он потом уйдёт и свет его вместе с ним, и куда смотреть тогда? На что смотреть? Как было бы хорошо, если бы все понимали друг друга без слов, если бы не надо было формулировать свои мысли желания. Высказанность убивает самую суть на корню. Ей не хотелось ничего ему отвечать, былое раздражение и неуверенность постепенно растворялись в искреннем, чистом желании быть попросту понятой правильно.
Она поправила складки на платье, вдруг как-то очень женственно (и это вдруг было такое вдруг, что трудно было этого не заметить, ибо трудно было эдакое от неё ожидать) поправила выбившиеся пшеничные волосы, выдохнула.
- Может, если Вы не против, Вы мне что-нибудь о себе расскажите? – тихо и мягко говорила она, - Я, по правде, не совсем чувствую в себе силы идти…Извините. – Гвейн улыбнулась кротко, ласково, как улыбаются детям, и внимательно посмотрела на мужчину, который, кажется, был чем-то обеспокоен и занят в своих мыслях.

- Мне кажется, что Вы слишком много думаете о других и совсем не думаете о себе и о тех, кто вам близок… Ведь у Вас есть родители? Наверное, они скучают по Вам, Вы не думали? – девушка чуть щурясь от солнца, заглянула эльфу в глаза. История о старике… Для неё это была просто история о человеке, который умер от старости на руках у вечноцветущего существа. Гвейн сочувствовала Дану, но то, что он делал не казалось ей разумным, тем более – действенным. Честно сказать, она жалела его и пусть он был на порядок старше, чем Гвейн, ей он сейчас казался сущим ребёнком, мальчишкой-подростком, решившим посвятить себя тому, что нельзя спасти. – Мы все когда-нибудь умрём. Я тоже умру, - она кротко улыбнулась – но смерть – это нормально, это в порядке вещей. А Вы – нет. – Гвейн теперь улыбнулась широко, стараясь как-то поддержать эльфа, ведь она видела, что история о человеке, скончавшимся на нежных эльфийских руках, сильно волновала прекрасное существо.
Что до себя? О нет, нет, она совершенно проигнорировала этот момент, решив, что если начать расспрашивать его о чём-нибудь, он и забудет…

- Вы говорите о смерти, как о проклятье. - Девушка немного улыбнулась, взглянув на обеспокоенное лицо эльфа. Ей нравилось видеть его эмоции, потому что только так он переставал казаться ей смертельно прекрасным, ненастоящим. Гвейн подошла к нему и встала рядом. Вблизи он оказался ещё больше, чем она думала. Она едва ли была ему по плечо. Она, такая маленькая, стояла и жалела его, такого большого. Может он и прожил уже очень много лет, всё равно казался совсем юным. Часто такие взгляды на жизнь имеют место у человеческих юношей, когда они готовы всех спасать и всем помогать. Это красота, но, по мнению Гвейн, это глупая красота. - Я думаю, что когда-то это было нашим даром, заветной участью и люди иначе относились к смерти, чем теперь. - Она немного помолчала, нахмурившись сложила руки на груди, качнулась почти так же, как и эльф, - Знаете... - она закусила губу, повернула голову к эльфу, чтобы посмотреть на него, а потом то ли улыбнулась, то ли усмехнулась. - Вот Вы говорите, что готовы помогать людям, а Вы не думаете, что таким образом Вы нам совсем не помогаете? Вы - эльфы, приобретаете мудрость с течением многих веков, мы , хоть и в меньшей степени, но приобретаем мудрость под воздействием, даже благодаря тем невзгодам, которые встречаются на нашем пути. Мне кажется, что мудрость и счастье жизни в преодолении... Многие люди так и остаются слабыми и грубыми, невежественными, потому что кто-то, будучи слишком добр, делает их жизнь легче... Вам никогда не садились на шею? - Гвейн с прищуром посмотрела на красавца. Кто бы мог подумать, что это робкое существо может так говорить! Девочка-тростиночка оказывается вот какая, если чувствует себя с собеседником в безопасности, а Гвейн чувствовала, потому что Дан ей нравился. Большой и добрый, такой другой. Весь её интерес к нему заключался не только в его несравненной красоте, хоть она и играла большую роль, но более в той непреодолимой пропасти, которая разделяла эльфа и человека.
- С моей стороны было бы не очень красиво Вас объедать. - Гвейн ласково улыбнулась и отвернулась от дивного мужчины, теперь облокотившись на перильце, как-то задумчиво и немного тоскливо всматриваясь куда-то в даль дороги. В ней сейчас боролось всё, всё перемешалось: и страх, и робость, и любовь, и игривость, всё, что может быть у человека внутри. Самое главное, что она чувствовала - это желание заботиться об этом прекрасном существе, как о давно потерянном родственнике, чтобы с ним никогда больше ничего не случилось, но как можно заботиться о том, кто сам обо всех заботиться да ещё и такой... непоколебимо неприкосновенный?

Девушка была немного растеряна из-за его слов. Вся его философия, ей казалось, совершенно прекрасна, но совершенно далека от реальности, ибо зиждется на таких чистых и неестественных этому миру основах, что едва вериться в её эффективность. Спорить с эльфом не было никакого смысла. Гвейн с лёгким чувством сожаления поняла, что он существует, видит, понимает только в этих рамках, кои сам для себя определил. Видно, ничего больше этого.
Последовав примеру её собеседника, Гвейн тоже опустилась на прогретую солнцем землю, и вытянула вперёд хрупкие  ножки. Платье чуть подтянулось вверх и оголило полоску светлой кожи. Девушка оперлась на ладони. Она молчала, опустив голову, смотрела на обнажившиеся ноги, будто не видела, что они не до конца прикрыты платьем; будто никакого эльфа рядом и не было. Гвейн вспоминала события её далёкого прошлого. Они казались ей сумрачными картинками старушечьих страшных сказок про злых волков и одиноких детей. К сожалению, это были совсем не сказки.
Гвейн взглянула на прекрасного эльфа, бодро жующего свой неведомый хлебец; смущение вновь овладело ей и, спохватившись, она подтянула ноги, старательно спрятав их в юбке платья, будто это было чем-то вопиюще некрасивым. Какая неловкая улыбка…
- Я плохо помню своё детство. – Начала девушка, продолжая чуть улыбаться – Мы жили… уже не могу сказать далеко или нет отсюда. – Она задумалась, - Наверное, я уже совсем не смогу вспомнить то место. Это и не так важно. Моя семья вся погибла довольно рано, и я стала жить с родственниками, а потом, вот, перебралась сюда, чтобы не быть им обузой. – Гвейн вновь чуть улыбнулась, полуприподняв плечико, застенчиво что-то недоговаривая. Они ни слова не соврала, просто ей было как-то неловко говорить совсем всю правду рядом с таким красивым, благородным существом, как Дан.
- Приятного аппетита. – Гвейн отвернулась от эльфа и подставила лицо солнечным лучам.

Уши Гвейн немного розовели от стыда. Она почувствовала себя крайне неловко, потому что не соизволила рассказать эльфу всю правду, а ведь он ей много чего рассказал. С другой стороны, кто сказал, что эльфы всегда говорят правду? Дан был её первым, кхем, эльфом, которого она знала, поэтому ожидала всего чего только может ожидать чутошная девушка от прекрасно-светящегося красавца мужчины. Глупо? Да может быть, но такие глупости иногда сохраняют девушкам то, что желательно беречь подольше - жизнь, конечно.
- Вы знаете, - она снова перешла на Вы как-то непроизвольно, само-собой, - я не могу сказать Вам куда пойду, - она немного подалась вперёд, чтобы опередить его предполагаемую реакцию на эти слова, мягко улыбнулась, - просто потому что сама не знаю, куда мне идти. Я пришла в трактир, чтобы просто посмотреть на людей; я давно не была в окружении кого бы то ни было; а тут всё закрыто и я в неболь... в большой растерянности. - Она закусила губу, подперев её пальчиками и быстро и робко глянула на эльфа. Идиотическая ситуация сама по себе. Гвейн хорошо это понимала. Она знала, что разумно было бы пойти домой, но ей совсем не хотелось. Дело было не только в эльфе, к счастью. Тут было хорошо и тихо, пусть жарко. Почти не тревожно сейчас, а дома нет ничего и никого, даже кошки. Давно пора завести кого-нибудь. 
Гвейн осторожно коснулась его руки: мол извините, что я Вас обременяю своей неловкостью, но Вы ведь должны понимать, что едва ли чем-то сможете мне помочь. Пальцы у неё были холодными несмотря на жару, она это знала и потому быстро убрала руку. Кому приятны холодные руки? Да никому.

Девушка вздрогнула и повернулась к таверне. Дана она почти не слушала. С трактиром что-то происходило, воздух будто застыл. Гвейн настороженно вглядывалась и увидела, как сквозь стены проступают окна и дверь трактира. Глаза её расширились, как у удивлённой кошки.
До неё донеслось: "Поэтому прощай?". Гвейн вздрогнула ещё раз, чуть подпрыгнув худыми плечами и медленно повернула голову к эльфу. Эльф как обычно божественно сиял, а она так смотрела, будто впервые увидела. Девушка неосознанно кивнула головой, нахмурилась, наклонила голову вправо, замерла.
- О! Вы это видели!? - неожиданно встрепенувшись выпалила Гвейн, - Трактир открылся! - Гвейн  как-то гордо улыбнулась, будто это была её личная заслуга.
Девушка встала, аккуратно поправив юбку. Она робко коснулась плеча эльфа рукой, которая была значительно холоднее окружающей температуры. Эльф блистал в её темных глазах.
- Я просто не умею общаться.
Гвейн ласково улыбнулась сидящему эльфу. Ей жаль было расставаться. Если бы он был вещью, она не смогла бы его оставить, если бы был цветочком каким, она бы его выкопала и забрала бы себе, посадила бы в горшочек, заботилась бы и поливала. К сожалению, живое существо нельзя было взять и оставить себе. С человеком нужно общаться, что-то ему рассказывать. Молча заботиться никак нельзя. Почему-то людям обязательно нужны слова, чтобы их поняли.
Девушка чуть сжала руку на его плече, у неё было чувство, что в этом плече какая-то немереная сила, энергия. "Ему же пора...". Она никак не хотела говорить что-то вроде :"пока" или "до скорой встречи"; и вообще ничего не хотела говорить, поэтому она просто развернулась и, мягко ступая, поднялась на крыльцо.